Четыре голубки - Страница 137

137

Дорога домой как всегда была отвратительной, как будто даже стала еще ухабистей и более пыльной, но по крайней мере, сопровождавшим их всадникам не пришлось вытаскивать застрявший экипаж. Несмотря на головную боль, Элизабет послала записку Морвенне с приглашением на ужин в понедельник, и Морвенна ответила, что с удовольствием придет.

Элизабет чуть не пригласила также Ровеллу и Артура, но просто не могла заставить себя пригласить библиотекаря, уж по крайней мере не к ужину, она знала, что Джордж рассердится. И конечно же, она знала о загадочной неприязни между сестрами.

Когда пришли гости, Джордж отсутствовал, но Элизабет провела несколько минут наедине с кузиной, пока та снимала плащ, и первым делом справилась о здоровье Джона Конана, а затем, как бы невзначай, упомянула Ровеллу.

— Я с ней не виделась, — ответила Морвенна.

— Совсем?

— Совсем.

— Вам повезло, что вы живете у реки. Труро — такой скученный и нездоровый город. Надеюсь, она здорова.

— Я тоже надеюсь.

— Мы пробудем здесь недели три перед отъездом в Лондон, так что я приглашу ее на чай.

— Ты должна прийти на чай ко мне, — сказала Морвенна.

— Благодарю, дорогая. Но почему бы тебе не прийти на чай вместе с ней?

— Благодарю, Элизабет. Я бы предпочла этого не делать.

— Дорогая, почему ты так к ней строга? Она еще молода и наверняка ошибается в суждениях, но...

— Дорогая Элизабет, мне бы не хотелось это обсуждать. Если не возражаешь.

— Но разве матушка не пишет тебе с вопросами о Ровелле? Ей же еще нет шестнадцати?

— Думаю, мама пишет напрямую Ровелле.

— Я видела ее мужа в библиотеке. Он кажется весьма любезным юношей.

— Да, я тоже так думаю.

Элизабет вздохнула.

— Ну ладно, дорогая. Пойдем, а то Оззи остался в одиночестве и чувствует себя покинутым.

Они прошли в холл, и Элизабет заметила, что сняв креповый капюшон плаща, кузина не потрудилась даже пригладить волосы. Этого длинного платья из синего батиста с косынкой на груди и кружевными манжетами Элизабет раньше не видела, но оно смотрелось мятым, как будто Морвенна в нем спала. Однако, несмотря на всё это, она не казалась непривлекательной, двигалась и разговаривала с незнакомой уверенностью, которая шла ей не меньше, чем прежняя скромность. Её лицо выглядело так, будто она пережила тяжёлые времена, но мужчины охотнее заглядывались бы на неё сейчас, чем прежде, когда она была юной и наивной.

Оззи и впрямь сидел один в гостиной, обдумывая очередные странные и тревожные события, происходящие в его жизни. Сегодня он опять встретил на улице Ровеллу — в третий раз с тех пор, как она уехала. И на этот раз она искоса взглянула на него из-под ресниц и чуть улыбнулась. Так трудно оказалось понять — насмешка ли это, торжество, удовлетворение, дружеская улыбка или даже призыв. Оззи разгорячился, он снова и снова болезненно переживал и был ужасно возбуждён. Встреча пробудила в нём самые худшие фантазии, и он провёл весь день, стараясь от них избавиться.

Однако теперь он пришёл в себя. Они пили канарское и слушали монолог Оззи о церковных проблемах, пока к ним не присоединился Джордж.

Джордж не сильно обрадовался, увидев за столом Осборна; правда, он не был бы рад ему и в любой другой день. И месяца не проходило, чтобы он не получил от Оззи письма с очередной просьбой. Очередная его цель состояла в получении прихода Сент-Ньюлин, который как раз освободился. Но никто не хотел прислушаться к мольбам Оззи (насколько это в принципе возможно), поскольку все считали, что с него пока что достаточно должностей. Докучливость Оззи была бы не столь раздражающей, если бы его дядя, Конан Годольфин, помог Джорджу в Лондоне. Однако Конан оказался тем еще франтом и водил знакомство только с себе подобными. Будучи близко знакомым с принцем Уэльским, он, тем не менее, странным образом не смог представить своего нового родственника по браку обществу, в котором тот был заинтересован.

Тем вечером Джордж пришел домой прямо из конторы, где они с дядей Кэрри занимались просмотром счетов, причитающихся к оплате, и определяли, какие из них можно продлить. Джордж был не в настроении для пустой светской беседы, и это в конце концов стало понятно даже Оззи, который заметил, что никто не спешит прерывать молчание, пока рот самого Оззи был занят ужином.

— Как дела, кузен Джордж? Вы кажетесь сегодня немного не в духе. Надеюсь, вы не страдаете от летней лихорадки. Мой слуга подцепил ее и три дня потел как боров. Я выдал ему десять крупинок слабительного, но оно не особенно помогло. Многие болеют. На прошлой неделе я хоронил девочку, которая не смогла выкарабкаться из этой лихорадки.

— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил Джордж, — так что полагаю, ваши профессиональные услуги мне вряд ли пригодятся.

— Да что вы, я не хотел вас обидеть. Элизабет, а вам не кажется, что он чуток спал с лица? Конечно, поводов беспокоиться немало, чего стоят только военные новости, не говоря уже о грядущих выборах. Я полагаю, что нашим законодателям пора бы как-то положить конец беспорядкам в стране, прежде чем продолжать войну в Европе. Мы не можем воевать и вообще не можем ничего делать, пока эта революция у всех на языке.

Он прервал свою речь, чтобы в очередной раз подкрепиться, и снова повисло молчание, пока он жевал и глотал, жевал и глотал.

— Выборы в четверг? — спросила Морвенна. — Но мне казалось, что почти все...

— С уходом Бассета борьба за перевыборы будет тяжелой, — прервал ее Оззи. — Вы полагаете, ваш новый противник сможет завоевать много голосов за счет своей так называемой популярности?

137