Четыре голубки - Страница 23

Росс улыбнулся.

— Меня давно восхищала ваша озабоченность теми условиями, в которых работают шахтеры.

— Ваш кузен находился в затрудненном финансовом положении. Но два года назад и вы были в таком же. Теперь всё изменилось.

— Похоже, вы многое обо мне знаете, сэр Фрэнсис.

— Что ж, возможно, вы помните, что у меня есть как финансовые интересы в Труро, так и множество друзей. Полагаю, моя оценка верна?

Росс не стал отрицать.

— Так не пришло ли время вам заняться общественной деятельностью? Ваше имя известно в Корнуолле. С вами считаются.

— Если вы говорите о возможном назначении судьей...

— Я всё знаю. Ральф-Аллен Дэниэлл рассказал, что вы отказались, и по какой причине. Мне эти причины не кажутся вескими, но они, вероятно, не изменились?

— Нет.

Со стороны основной группы, центром которой была Кэролайн, донесся смех.

— Я сам посадил эти сосны. Они защищают от самых неприятных ветров. Но я умру прежде, чем они вырастут в полный рост.

— Имейте терпение, — сказал Росс. — Вам предстоит еще долгая жизнь.

Бассет взглянул на него.

— Надеюсь. Но и дел много. Ни один человек, приближаясь к сорока годам... Вы виг, Полдарк?

Росс поднял брови.

— Я не склоняюсь ни к одной партии.

— Вам нравится Фокс?

— Да.

— Мне тоже, заявляю со всей ответственностью. Но реформы должны исходить от правительства, а не в виде революции снизу.

— В целом соглашусь, иначе она сама придет.

— Думаю, мы во многом согласны друг с другом. Полагаю, вы не сторонник демократии?

— Нет.

— Некоторые из моих былых коллег (к счастью, немногие) до сих пор сохраняют самые нелепые идеи. Каковы будут последствия предлагаемых ими мер? Я вам скажу. Исполнительная власть, пресса, влиятельные граждане потеряют всякий интерес и будут вынуждены взять власть в свои руки губительными средствами — с помощью взяток и коррупции, а это...

— Я всегда считал, что в нынешней системе выборов вовсю цветет взяточничество и коррупция.

— Вы правы, и я не желаю с этим мириться, хотя и вынужден к этому прибегать. Но равное представительство лишь увеличивает коррупцию, а не уменьшает. Корона и Палата лордов превратятся в пустое место, вся власть сконцентрируется в Палате общин, избранной, как и во Франции, отбросами общества. Правительство таким образом станет худшим из правительств, это и есть та самая демократия, которую некоторые ставят своей целью. Власть толпы положит конец гражданским и религиозным свободам, всё будет нивелировано до уровня обывателей во имя священного равенства.

— Люди никогда не будут равны, — сказал Росс. — Бесклассовое общество — это безжизненное общество, по его венам не будет течь кровь. Но между классами должно быть больше перемещений, больше возможностей подняться и упасть. А в особенности низшие классы должны получать больше за трудолюбие, а высшие — больше наказаний за злоупотребление властью.

Бассет кивнул.

— Хорошо сказано. У меня есть для вас предложение, капитан Полдарк.

— Боюсь, я могу обидеть вас отказом.

II

— Поднимемся и присоединимся к остальным? — спросил Хью Армитадж. — Думаю, закат будет великолепным.

Демельза, пытавшаяся подманить поближе утку-мандаринку, поднялась.

— У нас нет пруда. Только ручей, и вода частенько загрязнена отходами от промывки олова.

— Вы позволите мне иногда вас навещать, вас обоих? Вы в нескольких милях к северу?

— Уверена, Росс будет рад.

— А вы?

— Конечно... Но у нас не поместье, всего лишь дом.

— Как и у меня. Семья моего отца происходит из Дорсета. Наш дом прячется между крутых холмов неподалеку от Шефтсбери. Вы много путешествовали по стране?

— Я никогда не покидала Корнуолла.

— Вашему мужу следует вас свозить. Вы не должны скрывать свой свет, вы оба.

Дважды лейтенант Армитадж включил Росса в свои фразы как будто спохватившись.

Они стали подниматься на холм по слегка заросшей тропе среди падубов, лавровых кустов и каштанов. Остальных не было видно, слышались лишь голоса.

— Вы скоро возвращаетесь на флот? — спросила Демельза.

— Не так скоро. Пока что я плохо вижу вдаль. Доктора говорят, что со временем зрение восстановится, оно испортилось от попыток читать и писать в полутьме.

— Сочувствую.

— А дядя хочет, чтобы я на некоторое время остался в Треготнане. С тех пор как скончалась его жена, домом занимается его сестра, моя тетушка, но ему не хватает общества, он стал угрюмым.

Демельза остановилась и оглянулась на дом — квадратный особняк в мавританском стиле с четырьмя флигелями-часовыми. По залитой солнечным светом прогалине в леске промчалась стайка оленей.

— Вы могли писать домой? — спросила Демельза. — Дуайт не мог. Кэролайн получила только одно письмо за год.

— Нет... Я писал ради удовольствия. Но бумаги не хватало, так что каждый клочок приходилось исписывать с обеих сторон, и вертикально, и горизонтально, таким мелким почерком, что иногда я сам не мог разобрать.

— Вы пишете?

— Поэзию. Или, скорее, просто стихи, назовем более скромно.

Демельза прищурилась.

— Я прежде не встречала поэтов.

Армитадж вспыхнул.

— Не принимайте всерьез. Просто вы спросили. А в то время это спасало от безумия.

— И вы продолжаете писать?

— О да. Это стало частью моей жизни, хоть и малой частью.

Они опять начали подниматься и оказались на террасе, откуда открывался вид на закат, но по-прежнему опережали остальных, остановившихся где-то на полпути. Терраса была замощена кирпичом, а ведущую к ней лестницу охраняли два каменных льва. В центре находилась статуя Бахуса, смотрящая в сторону моря.