Четыре голубки - Страница 29

— Ты знаешь мою фамилию? — спросила Эмма.

— Трегирлс.

— А моего отца знаешь? Тот еще распутник. Нашел себе уютное гнездышко у Салли-забери-покрепче. Надеюсь, он сгниет где-нибудь.

Сэм был потрясен и не знал, что ответить. Он и сам-то никогда не любил отца и не восхищался им, но у них всё было по-другому — Сэм всеми силами пытался принять его. И точно никогда не стал бы говорить подобные вещи.

Эмма посмотрела на него и рассмеялась.

— Что, такие разговоры не по тебе? Почитай отца и мать. Знаю. Но папаша бросил нас, когда Лоббу было двенадцать, а мне — шесть. Мы с Лоббом выросли в богадельне. А потом Толли вернулся и захотел снова стать отцом. Это после того-то, как бросил нас на произвол судьбы на тринадцать лет.

— Прощение во Христе — великая добродетель, — ответил Сэм.

— Ага, конечно. А ты знаешь, что в прошлом месяце он лапал меня в кустах, Толли этот? Что скажешь по этому поводу, проповедник? Не хочешь рассказать мне о таком прощении, а? Я, значит, говорю ему: «Нет уж, папаня, коли мне захочется, здесь полно молодых парней — уж получше старого однорукого чёрта, который бросил мать и нас, когда мы были детьми».

Сэм перекинул подъемный рычаг на другое плечо. Эмма даже не пыталась скрыться за деревьями, а напротив, шла в стороне от них, чтобы срезать как можно больше, ее было заметно из Тренвит-хауса. Вдалеке показались двое мужчин. А значит, они попали в переделку, в ту самую, которой Сэм всеми силами хотел избежать после всех несчастий прошлого года. В одном из направляющихся к ним мужчин он узнал Тома Харри, младшего из братьев Харри, которые были не только егерями, но и личными марионетками мистера Уорлеггана.

— Лобб всё время болеет, — сказала Эмма. — В семнадцать лет его посадили в тюрьму за кражу яблок, и каторжная работа подорвала его, он сломался. У него пятеро детей, я к ним захаживаю изредка в выходной, чтобы проведать... Ну что, Том, старый увалень, утомился небось целый день на деревенщину пялиться, а?

Том Харри был здоровенным бугаем с широкой красной физиономией, не такой уродливый как старший братец, но при этом устрашающий из-за туповатого и безрассудного вида. Грубая сила под контролем у разума, который признавал только крайности. Он ухмыльнулся Эмме и стал пожирать ее глазами, но при виде Сэма его взгляд резко охладел.

— Эй, — сказал он. — Че те надо? Сгинь, пока я сам тебя не выкинул. Джек, выгони этого засранца с нашей земли, и чтоб духа его здесь не было.

— Сэм Карн помогает мне нести этот рычаг! — резко ответила Эмма. — Он принадлежит моему брату Лоббу, и если бы его не нес Сэм, то пришлось бы мне!

Том осмотрел ее с головы до пят, наблюдая за тем, как ветер играет ее платьем.

— Ладно, Эмма, брось ты его, я сам отнесу рычаг и отдам Лоббу прямо в руки. А ты, Карн, вали.

— Сэм уже давно его несет, Том Харри, и доведет дело до конца. А иначе ты что, чужие заслуги присвоишь?

Том уставился на нее, потом на своего товарища и наконец на Сэма, медленно переваривая услышанное.

— Вали, Карн. Или устрою тебе темную. Червяки вроде тебя больше не будут топтать землю Уорлегганов. Джек!

— Только тронь его, — сказала Эмма, — и я никогда больше с тобой не заговорю. Так что выбирай!

Повисла еще одна пауза. Ситуацию следовало тщательно обдумать. Том Харри спросил:

— Ты по-прежнему моя девушка?

— Как и всегда, ни больше ни меньше. Я пока не твоя собственность и никогда ей не буду, если ты говоришь, что я не могу ходить по твоей земле...

— Можешь, конечно, можешь, я всегда тебе говорил, всегда... Но этот...

Последовала краткая перебранка, во время которой второй мужчина безучастно переводил взгляд с одного спорщика на другого. Сэм хранил молчание с самого начала встречи и неотрывно смотрел в сторону моря. Наконец, спор закончился, и девушке позволили пройти вместе с новым ухажером. Они шли молча вплоть до Стиппи-Стаппи-Лейн, ведущей вниз, к Солу. Здесь Эмма рассмеялась.

— Видишь? Как всё просто! Они делают всё, что я им скажу.

— Он сказал правду? — спросил Сэм.

— О чем?

— Ты его девушка?

— Ну... — она снова рассмеялась. — Именно так, как я сказала — более или менее. Он хочет, чтобы я за него вышла.

— А ты что?

— Ну, посмотрим. У меня это далеко не первое предложение.

— И скорее всего не последнее.

Эмма взглянула на него.

— По мне так, Сэм, мужика надо на крючке держать, чтоб власть над ним была, но близко не подпускать. Только подпустишь — и всё. Клетка захлопнулась, и ты сама уже на крючке. Иди сюда, делай, что говорю, роди ребенка, испеки хлеб, подмети пол, вспаши землю — и так всю жизнь до гроба. Не думаю, что моя судьба изменится к лучшему, выйди я замуж, по крайней мере сейчас.

Сэм думал о том, что говорят об этой девушке. Его сильно тянуло к ней — и как к женщине, и как к духовному созданию, которое заслуживает спасения. Однако он знал, что стоит заговорить о своем духовном интересе к ней, и в ответ он получит лишь язвительный смешок. Они пошли вниз по крутому холму и спустились к полуразваленным хибарам и рыбацким сараям. Стояла жуткая вонь гниющей рыбы, хотя сардины приплывали только летом. Кое-кто рыбачил, чайки задиристо били крыльями там, где валялись рыбьи потроха и кости. Но вонь никуда не девалась. И не только рыба была тому виной.

Справа от галечной дорожки стояла последняя дробилка с иссякнувшей струйкой воды под названием Меллингей-Лит — именно туда и направлялась Эмма.

Сэм уже бывал здесь, когда ходил к Бетти Каркик, которая недавно присоединилась к его пастве. Но Лобба Трегирлса, жившего в соседней хибаре, Сэм никогда не встречал. Он был поражен, увидев бледного, морщинистого человека, согнутого в три погибели, с редкими седеющими волосами — Лобб выглядел на все пятьдесят, а не на двадцать шесть или семь, если верить Эмме. Вокруг него сновала толпа детишек разного возраста, бегающих и ползающих — в лохмотьях, с тощими руками и ногами. Их мать ушла на пляж собирать морские водоросли.