Четыре голубки - Страница 33

— Сегодня никто не работает? — спросил Росс.

— Карн отпросился на день, чтобы навестить брата, повредившего обе ноги из-за падения в шахту, а Хоскин на подхвате в южной штольне.

— Сэм хорошо работает? Не позволяет вмешиваться религии?.. Ладно, отдаю им должное, методисты никогда так не поступают. И далеко они продвинулись?

— На прошлой неделе, когда я измерял, на двадцать два ярда. Наткнулись на твердую породу и замедлили темп.

Согнувшись почти пополам, с мерцающими в спертом воздухе свечами на шляпах, они пробрались к концу тоннеля, где куча осколков и камней обозначила его границы.

Росс присел, осмотрел камни, потер то один, то другой влажным пальцем.

— Здесь достаточная минерализация и местами видна руда.

— Тут так постоянно. Сзади вы тоже найдете выходы руды.

— Проблема в том, что можно пробиться на двадцать футов на восток или на запад, но на сажень разминуться с жилой. Думаете, стоит продолжать?

— Ну, сейчас мы уже недалеко от старых выработок Уил-Мейден, сэр. Поскольку там работал ваш отец, какое-то время получая прибыль, наверняка мы рядом со старыми жилами.

— Ну да, потому мы и пробивались в этом направлении. Но есть ли на Уил-Мейден жилы на глубине в сорок саженей?

— Сомневаюсь. К тому же Мейден стоит на холме...

— Вот именно... А здесь твердая порода. Не нравятся мне эти пустоты в породе. Не хочу рисковать очередным обвалом.

— Тут мы почти не рискуем. Здесь можно хоть помещения для целого храма вырезать, и потолок устоит.

— Мы можем найти для Карна и Хоскина лучшее применение?

— Разве что ставить крепь в наклонном тоннеле за Треветаном и Мартином.

— Тогда пусть поработают тут еще с месяц. Полагаю, нет риска подтопления со стороны Мейден?

— Боже упаси! Маловероятно. Она всегда была сухой.

Обратно они шли медленней, а потом стали подниматься по шатким лестницам. Крохотное пятно света наверху постепенно увеличивалось, пока не стало огромным и не поглотило тьму. Они вышли на ослепительно яркий свет дождливого дня.

Росс поговорил с Хеншоу еще несколько минут и заметил, что рядом с его домом привязана лошадь. Гость? Он прищурился, но так и не узнал лошадь. Она была чалой и хорошо ухоженной. Какой-то новый знакомый Кэролайн? Или сэр Хью Бодруган возобновил ухаживания?

Моросящий дождик словно дым несло через весь пляж. Ленивые волны, унылый бесформенный пейзаж. В долине работали две из трех дробилок. Слух настолько привык к их ритмичному грохоту, что приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы его услышать. Сена на Длинном поле в этом году было мало. Нужно поговорить с Бассетом по поводу экспериментов с сельским хозяйством. Конечно, если Бассет захочет водить с ним дружбу после его отказа от выдвижения. Это произошло вчера.

Росс сначала обговорил всё с Демельзой — как он и предсказывал Дуайту, ее реакция оказалась неожиданной. Она была против того, чтобы он принимал это предложение. Несмотря на то, что Росс уже сам твердо решил отказаться, ее четко выраженная позиция вызвала у него естественное, пусть и нелогичное, чувство раздражения.

— Тебя так разочаровало то, что я отклонил место в суде, которое было не так уж важно, но ты аплодируешь моему нежеланию пытаться стать членом парламента, что очень существенно.

Она наморщила лоб, и прядь волос скользнула на лицо.

— Росс, не жди от меня здравых рассуждений. Мной управляют не мысли, а чувства. Но слова — это не для меня.

— А ты попробуй, — сказал он. — Я не раз убеждался, что ты прекрасно владеешь словом.

— Ладно, Росс, тогда так. Думаю, ты живешь на острие ножа.

— Нож. Что это еще значит?

— Нож. Нож — это то, что, как тебе кажется, ты должен сделать — сознание, или дух, или разум говорят тебе, что ты должен это сделать. Если же ты отклонишься от намеченного, собьешься с пути — как там это называется? Тогда ты порежешься.

— Прошу, продолжай. Я весь внимание.

— Не смейся надо мной. Ты просил сказать, что я думаю, так что слушай. Как судья ты входил бы в состав суда и занимался бы правосудием, так? И помогал бы с местными законами. Думаю, это в твоих силах, и тебе следовало бы этим заниматься. Если бы иногда случались неудачи, тебе не пришлось бы прогибаться. Ведь это обязанность джентльмена — оказывать такую помощь. Я права? И я не была бы этим разочарована. Но в парламенте — если всё так, как ты говоришь — разве тебя не будут часто, очень часто просить прогибаться?.. — Она нетерпеливо отбросила волосы назад. — Под «прогибаться» я не имею в виду подчиняться. Я говорю о том, что тебе придется отклоняться от того, что, по твоему мнению, ты должен делать.

— Отступить, — сказал Росс.

— Да. Так говорится? Да, отступить.

— Из твоих уст кажется, что я грозный и суровый.

— Хотела бы я сказать лучше. Не грозный. Не суровый. Хотя ты можешь быть и тем, и другим. Но ты часто напоминаешь мне судью. И кто на скамье подсудимых? Ты.

Росс рассмеялся.

— А кому же еще там быть?

— Большинство мужчин, когда достигают зрелости, как мне кажется, становятся всё более и более довольными собой. Но ты с каждым годом становишься всё недовольнее.

— И это твой аргумент?

— Мой аргумент таков, Росс: я хочу, чтобы ты был счастлив и занимался тем, что тебе нравится — упорно работал и активно жил. Чего я не хочу, так это видеть, как ты пытаешься заниматься тем, что тебе не под силу, и делать такие вещи, с которыми не согласен — и рвать себя в клочья от невозможности сделать то, что тебе кажется правильным.