Четыре голубки - Страница 68

— Да, дорогой, бок о бок — никогда. Но не так далеко друг от друга.

— А тебе кажется, мы сейчас отдалились друг от друга?

Она обернулась. Голос по-прежнему звучал мягко, но его это не обмануло.

— Когда я полюбила тебя, дорогой, дядюшка этого не одобрил. Он считал, что у тебя нет ни репутации (а это неправда), ни денег (а это верно). Моим суженым должен был стать Анвин Тревонанс, меня воспитывали, подготавливая к жизни, подобной той, что вёл он. Но я полюбила тебя, а ты полюбил меня, и нам обоим никто другой не был нужен. Но даже тогда мы ссорились, или, вернее, расходились в вопросе о том, как станем жить после свадьбы. Моих доходов, даже без денег дядюшки Рэя, хватало, чтобы ты мог начать дело в Бате, как и собирался. И... надо было нам сбежать, но мы этого не сделали, ведь ты предпочёл, или мне тогда так казалось, твоих здешних пациентов браку со мной и фешенебельной практике. Мы расстались, и расстались бы навсегда, если бы не вмешался Росс Полдарк, заставивший нас снова встретиться, так что мы чуть не стукнулись лбами. И... вот мы с тобой помирились. Но ты тогда служил во флоте, и последствия этого мы чувствуем до сих пор...

— Почему ты все это говоришь, Кэролайн?

— Потому что я так страдала, ожидая тебя, а твоё возвращение вернуло меня к жизни. И я не хочу, чтобы люди говорили, или чтобы ходили слухи, я не хочу даже допускать мысли о том, будто у нас с тобой такие разные интересы, что, несмотря на всю нашу любовь, Росс Полдарк ошибался.

Дуайт встал, столкнув Горация, и пес заворчал на коврике.

— Но дорогая, ты же не можешь так думать.

— Могу, конечно, и даже если это неправда — так думают другие.

— Какая разница, что скажут другие?

— Если это отражается на нас — это имеет значение.

Дуайт нетвёрдо стоял на ногах, и потому присел на край стола. Этим вечером его узкое задумчивое лицо казалось хмурым, покрытым морщинами. Он выглядел таким, каким и был — больным человеком с сильной волей.

— Скажи, что же я должен изменить? — спросил он.

В следующую минуту Кэролайн встряхнула головой, откинув волосы назад, и опустилась на колени рядом с Горацием, на коврик.

Она заговорила слегка изменившимся тоном — совсем немного другим, так что только он один мог уловить разницу:

— Знаю, я такая рассеянная...

— Неправда.

— ... и легкомысленная, и...

— Ну, только внешне.

— У меня нет никаких идей, кроме мыслей о...

— У тебя множество идей.

— Дуайт, — сказала она. — Я так стараюсь попросить у тебя прощения, но если ты всё время станешь меня перебивать — ничего не получится.

— Нет, это я должен просить прошения за то, что так грубо тобой пренебрегал.

Она села, прислонившись к креслу и поджав ноги.

— Тогда я не стану перечислять свои недостатки. Просто прими то, что я люблю деревенскую жизнь, верховую езду и охоту, мне нравятся гости и нечастые званые вечера, а тебе — нет. И у меня, как ни хотелось бы, нет настоящего интереса к медицине. Если речь идет не о достойных людях, коих слишком мало, я не вижу смысла их лечить. Мир перенаселён. И всюду полно людей. В общем, как это ни грустно, я сказала бы — позволь им умереть.

— Я тебе не верю. Это допотопные убеждения твоего дядюшки, а вовсе не твои.

— Нет, мои! Это очень даже мои убеждения, поскольку касаются моего мужа. Он пренебрегает двумя вещами. Своей женой — и мне это очень обидно. Но, что гораздо важнее, он пренебрегает собой. Это твоё единственное прегрешение, Дуайт, и из двух зол второе гораздо хуже первого.

— Ты не права, Кэролайн, я в этом уверен. Если я мало уделял тебе внимания, мне очень жаль, и я постараюсь, я очень постараюсь это изменить. Но второе — совсем не так. Да, я не вполне здоров, но и не сильно болен. Я уверен, это пройдёт за год или два, но считаю, что моё состояние не зависит от количества пациентов или от того, как много сил я трачу на их лечение.

— Ну что же, — сказала она, — если ты не станешь проявлять осмотрительности ко второму, прояви внимание хотя бы к первому.

— Я постараюсь проводить с тобой больше времени после обеда, буду меньше работать по утрам...

— О да, ты постараешься... Ты попытаешься сделать и то, и это, но что из этого получится? Работа... для тебя это как наркотик, Дуайт, как пьянство для иного человека. Он клянётся, что бросит, а потом через пару дней сворачивает на старую дорожку...

Дуайт опустился на колени рядом с ней, на коврик, и Кэролайн заметила, как он пошатнулся. Он поцеловал её и сел рядом. Гораций заворчал и по привычке ревниво тявкнул.

— Завтра я начну с чистого листа. Вот увидишь. Твой пьяница исправится.

— Ты же знаешь, не так давно я проводила целые дни у постели умирающего от диабета. Дядюшка долго страдал. Он был при смерти почти всё время, пока ты отсутствовал. И мне стали отвратительны и вид, и запах болезни — таблеток, микстур, ночных горшков, несъедобной пищи, высохшего тела, всё это угасающее, полуживое состояние, в которое он погружался на моих глазах. Я молода, Дуайт. Молода, и легкомысленна, хотя ты и делаешь вид, что это не так. Я люблю тебя, хочу быть юной рядом с тобой и радоваться жизни! Ты вернулся чуть ли не из мёртвых. И я не хочу, чтобы ты возвращался к смерти. Не хочу сидеть у твоей постели. Видишь, какая я эгоистка. Подожди, не перебивай, дай договорить. — Она остановилась, небрежно смахнула слёзы с глаз и продолжила: — Я знала, что вышла замуж за доктора. Я это понимала, была к этому готова. То, что ты должен продолжать врачебную практику, было частью сделки. Я никогда так это не называла, но всегда понимала именно так. Я не ждала и не хотела, чтобы ты превратился в деревенского помещика-мужлана, чтобы угодить мне, но и ты ведь не ждал, что я стану забитой мышкой, смешивающей снадобья или выписывающей рецепты для мужа. Ты женился на мне, я твоя жена в радости и в горе, и с этим ты должен считаться! Кроме того, что я жена доктора, я молодая леди с поместьем, а ты не только доктор, но и землевладелец, у тебя есть обязательства. Нужно найти компромисс для обеих сторон жизни, или же мы рискуем... мы можем проснуться однажды утром и обнаружить, что между нами больше ничего нет.