Дэниел Бенна облизал губы. Он понимал, что гость тщательно следит за выражением его лица, и также осознавал, насколько тот напряжен — у человека менее хладнокровного это можно было бы назвать страданием.
Доктор встал и подошел к окну. При свете на его манжетах стали заметны капли крови.
— На многие вопросы относительно состояния человека, мистер Уорлегган, нельзя ответить однозначно «да» или «нет». В этом случае прежде всего вы должны дать мне время, чтобы припомнить. Вы же понимаете, что вашему сыну сейчас... Сколько? Восемнадцать? Двадцать месяцев? С тех пор как я принял роды у миссис Уорлегган, я помогал многим женщинам. Дайте-ка вспомнить, в какой день вы меня вызвали?
— Тринадцатого февраля прошлого года. Моя жена упала с лестницы в Тренвите. Это случилось в четверг вечером, около шести. Я тотчас же послал за вами, и вы приехали около полуночи.
— Ах да, припоминаю. На той неделе я еще лечил сломанное ребро леди Хоукинс после случая на охоте, а когда услышал о происшествии с вашей женой, то понадеялся, что она не упала с лошади, потому что такое падение...
— И вот вы приехали, — перебил Джордж.
— Я приехал. И находился рядом с вашей женой в ту ночь и на следующий день. Ребенок появился на свет на следующий вечер.
— Валентин родился в четверть девятого.
— Да... Что ж, могу только сказать вам, мистер Уорлегган, что на первый взгляд не припоминаю ничего такого, что могло бы показаться странным при рождении вашего сына. Конечно же, мне тогда и в голову не приходило задумываться над такими вещами, проверять, обращать на это пристальное внимание. Да и зачем? Я не предполагал, что настанет время, когда мне придется вынести то или иное мнение по такому вопросу. По вопросу о том, сколько именно было месяцев ребенку. Ввиду неудачного падения вашей жены, я был счастлив, что мне удалось принять у нее живого и здорового мальчика. Вы спрашивали акушерку?
Джордж встал.
— Вы должны помнить ребенка, которого принимали. Его ногти были полностью сформированы?
— Думаю, да. Но я не могу сказать...
— А волосы?
— Немного темных волос.
— А кожа была морщинистая? Я увидел его через час и помню, что морщин почти не было.
Бенна вздохнул.
— Мистер Уорлегган, вы один из самых богатых моих клиентов, и я не хочу вас обидеть. Но могу я быть с вами честным?
— Именно об этом я вас и просил.
— Что ж, со всем почтением советую вам возвращаться домой и больше не вспоминать об этом. Я не осмелюсь спросить вас о тех причинах, что заставили вас прийти ко мне. Но если после стольких месяцев вы ожидаете услышать от меня или любого другого человека однозначный ответ — был ваш сын доношенным или нет, то вы просите о невозможном. Природу нельзя разбить на категории. Есть определенные стандарты, которые считаются нормой — и у этой нормы несметное количество вариаций.
— Так значит, вы не скажете.
— Я не могу вам сказать. Если бы вы спросили меня тогда, я попытался бы вынести более достоверное суждение, но это всё. Как говорится, naturalia non sunt turpia .
Джордж ткнул тростью в ковер.
— Доктор Энис вернулся, как я понимаю, и скоро наверстает упущенное.
Бенна принял высокомерный вид.
— Он всё еще болен и скоро женится на своей наследнице.
— Некоторым людям он нравится.
— Это их мнение, а не мое, мистер Уорлегган. Со своей стороны я с презрением отношусь к большей части его методов, им недостает организованности и убедительности. Человек без ясной и доказанной системы медицинских знаний — это человек без надежды.
— Пусть так. Пусть так. Хотя, как я слышал, доктора никогда не отзываются лестно о конкурентах.
«Как, вероятно, и банкиры о своих конкурентах», — подумал Бенна.
— Что ж... — Джордж встал. — Хорошего дня, Бенна.
— Надеюсь, миссис Уорлегган и мастер Валентин пребывают в добром здравии, — сказал доктор.
— Да, благодарю вас.
— Почти настало время их посетить. Возможно, на следующей неделе.
Повисла секундная пауза, как будто Джордж обдумывал, не сказать ли «Прошу вас больше не приходить».
Бенна добавил:
— Мистер Уорлегган, я старался не размышлять над тем, что побудило вас задать мне такой вопрос. Но с моей стороны было бы бесчеловечно не понимать, насколько может быть важен мой ответ для вас. Сэр, примите во внимание, насколько сложно дать такой ответ. Я бы не смог, да и ни за что не стал бы утверждать что-либо, что, насколько мне известно, способно поставить под сомнение честь знатной и добродетельной женщины. Другими словами, я не смог бы и не стал бы делать этого, не будучи полностью уверенным в своих словах. Если бы я был уверен, то посчитал бы своим долгом сказать вам об этом. Но это не так. Вот и всё.
Джордж посмотрел на него ледяным взглядом. На лице у него были написаны неприязнь и отвращение — либо по отношению к доктору, либо от того, что он вынужден делиться своими тайнами с посторонним человеком.
— Вспомните, с чего мы начали разговор, доктор Бенна.
— Обещаю сохранить всё в тайне.
— Прошу, не забудьте об этом.
Подойдя к двери, Джордж сказал:
— Моя семья здорова но можете заехать, если желаете.
После его ухода Бенна бросился на кухню.
— Нэлли, это не дом, а позорище! Болтаешься тут без дела, сплетничаешь, витаешь в облаках, ворон считаешь. Нельзя в такой гостиной встречать важного пациента! Вон платье валяется, забирай его! И туфли. Шевелись, если хочешь здесь и дальше работать!
Он продолжал высказывать упреки своим сильным и звучным голосом еще три-четыре минуты. Миссис Чайлдс терпеливо смотрела на него из-под растрепанных каштановых волос. Она ждала, пока буря утихнет, чувствуя, что доктору необходимо восстановить свой авторитет после того, как на него посягнули. Такое с ним случалось очень редко, ведь даже когда он ездил к самым богатым пациентам, они были расстроены и нуждались в его помощи. Доктор говорил, а они ловили каждое его слово. Он никогда не ездил конкретно к Джорджу Уорлеггану, поскольку тот обладал недюжинным здоровьем. Но сегодня, как и всегда при встрече с ним, доктору Бенне пришлось уступить. Ему это не нравилось. Пот проступил у него на висках. И всё это выплеснулось на Нэлли Чайлдс.